напротив меня. – Откуда она взялась?
– Она может проходить по делу как свидетель, – сказала первую попавшуюся причину я, перелистывая страницы. – А почему сюда не прикрепили массовый гипноз в Петергофе? Я же говорила, сюда же его нужно.
– Во-первых, потому что весомых причинно-следственных обоснований нет, – проговорил Руденко, на что я уже хотела возмутиться и стереть весь отдел в порошок, но Саша продолжил говорить: – А ещё это дело забирает московский следственный комитет.
– Когда? – удивлённо спросила я, оторвав взгляд от бумаг. Саша был как никогда серьёзен. Он в принципе особой мягкостью характера не отличался, но сейчас в его глазах была лишь твёрдость.
– Вчера. Я пытался тебе дозвониться, но ты была вне доступа, – ответил Саша, явно упрекая меня в этом. Да, я всю ночь провела в Союзе, чтобы найти Юлю. Да, из-за этого я потеряла своё дело. Да, я подставила этим Сашу. Но разве всё это не оправдывает факт того, что я пыталась найти ребёнка, попавшего в беду? Руденко этого не поймёт, хотя бы потому, что не понимает ничего ни о Вяземской, ни о моей двойной работе. – Где ты была?
– Дома спала, у меня голова болела, – сказала я, положив подбородок на сложенные руки. Я чувствовала на себе прожигающий взгляд Руденко. Ему было важно это расследование, он поклялся себе во что бы то ни стало найти убийцу Маши. Если я борьбу с Хайденом воспринимала как очередное сражение за безопасность города, то вот у Саши оно являлось делом чести, которое он потерял в большей степени от моего бездействия и чрезмерной занятости в Союзе. – Саша, прости меня, я не хотела, чтобы так вышло.
– Серьёзно, не хотела? – усмехнулся Руденко, всплеснув руками. – Может быть, ты не хотела того, чтобы я нашёл убийцу Маши?
– Что за бред ты несёшь? – возмутилась я и, встав из-за стола, подошла ближе к Саше. – Я не меньше тебя хотела найти его.
– А может, ты с ним за одно была? – спросил парень, пока желваки напряглись под его кожей, а глаза налились злобой. – У вас, знаешь, методы работы схожи. И интересы смежные.
– Выражения выбирай, Руденко, – ответила я, сложив руки на груди. Было неприятно. Будто бы по только-только зарубцевавшимся ранам проводили острием ножа и нажимали всё сильнее. И причём эти самые раны смог когда-то заживить он, но сейчас своими словами распарывал их с невиданной жестокостью.
– Нет, а давай вместе тогда подумаем, – не унимался Саша и, взяв меня за руку, потащил к магнитной доске, на которой висели фотографии из дела о Хайдене. – На Литейном ты оказалась самой первой, специально потащила меня по долгой дороге, интересно, зачем же?
– Затем, что у меня дом в той стороне, – ответила я, оглядывая картинку с моста, на котором началась вся эта история. Там отвратительно пахло чёрной магией, похожей на гниль, эта напуганная журналистка в истерике, три плывущих по Неве окровавленных трупа – всё это навеивало ощущение липкого страха.
– Хорошо, пошли дальше, – кивнул Руденко, не веря ни одному моему слову. – Свидетельница, Валерия Криворукова, после твоего допроса отказалась разговаривать с кем-то ещё, уверяя, что всего произошедшего не было.
– Из-за шока люди иногда забывают подробности некоторых событий, – сказала я и посмотрела на портрет девушки. Вьющиеся кудряшки, нежная улыбка и счастливые горящие глаза. Надеюсь, что сейчас она выглядит так же, а беда не успела нагнать её.
– Забывают, ладно, – ухмыльнулся Саша, нервно встряхнув свои волосы. – А что ты скажешь на то, что каким-то удивительным образом ты решила меня задержать в день убийства Маши?
– Если ты не знал, то у нас такая работа, в которой нет графика, – ответила я, оттянув воротник бадлона, чтобы в лёгкие начало поступать чуть больше воздуха. Мне стало душно просто даже выслушивать эти обвинения, на которые я не могла ответить правдой. Потому что Саша не поверит, скажет, мол, я сошла с ума и отправит лечиться. Хотя сейчас мне кажется, что пусть уж лучше он считает меня ненормальной, чем предательницей.
– Я не верю в то, что убийство Маши – это случайность, – произнёс Руденко, ударив по доске кулаком. – Выбрать из всего города именно мою невесту, тебе не кажется это странным?
– А обвинять меня в её убийстве тебе не кажется странным? – спросила я и сжала кулаки настолько, что ногти неприятно впились мне в кожу.
– Я считаю это более чем логичным. Хотя бы потому, что ты такая же, как этот маньяк, – ответил Саша, на что я удивлённо вскинула брови. Руденко ничего мне не ответил. Он взял с рабочего стола канцелярский нож и, схватив мою ладонь, оставил на ней порез.
– Ты с ума сошёл? – вскрикнула я и, выдернув руку, быстро спрятала её в карман. Саша с силой дёрнул меня на себя и, резко вытащив мою кисть, разжал её. Там было пусто. Ни на царапину, ни на алую кровь не было и намёка.
– Ты же, как и он, обладаешь магией, – сказал Руденко, а в его глазах появилась искра животного азарта, будто бы он видел загнанного в угол раненого оленёнка. Такой я и являлась. Вся искалеченная внутри, обманутая, лишённая всякой поддержки. Для Саши я отказалась от Юсупова, перешла через свои принципы, захотела меняться, но ради чего всё это?
– Саша, хватит, – тихо прошептала я, отведя глаза в пол. Руденко взял меня за подбородок и поднял моё лицо, чтобы что? Чтобы увидеть там застилающуюся пелену слёз даже не от обиды, а из-за осознания собственной никчёмности. Я провалилась. Меня предали, вывернули наизнанку всё подвернувшееся грязное бельё, приписали мне и сказали, что это я самая плохая.
– Не хватит. Я давно заметил, что на тебе заживает всё лучше, чем на собаке. А когда ты в квартире обожглась кофе, я в этом убедился, – сказал Руденко, крепко сжав моё запястье. Я вспомнила, как тогда он точно так же держал мою руку, и, как оказалось, не из-за проявления заботы, а чтобы нащупать ожог. – А ещё твои постоянные анонимные свидетели из ниоткуда.
– Это уже перебор, – произнесла я и, отойдя от Саши на пару шагов, опёрлась руками о свой стол. Воздуха в комнате не хватало, было душно, в ушах стоял звон, а руки тряслись. Ощущение давящих стен всё больше сковывало меня. Казалось, что даже потолок давил на мою голову, вызывая в ней неприятный шум.
– Откуда ты брала свидетелей? Ты гадала на чём-то? Видела прошлое в предметах? – не отступал от своего Саша, нервно расхаживая вдоль кабинета. – Расскажи, мне же интересно.
– Тебя это не касается, – сказала я, потерев глаза. Они начинали щипать от подступающих слёз, но я старалась их сдержать. Саша видел, как мне плохо, но всё равно продолжал говорить. Он говорил, говорил и говорил, какая я плохая, как же я неправильно поступаю, да вообще, все проблемы из-за меня. Снова виновата. Снова я. Когда я встретила Руденко, во мне был маленький огонёк надежды, что этот человек готов меня принять настоящей, не упрекая за то, какая я есть. Я не выбирала родиться ведьмой, жить пять сотен лет и работать в Союзе. Это всё сделало меня собой: жёсткой, холодной и непреступной. Больше напоминает айсберг в океане, согласитесь? Но я никогда не была одна, всегда была мама, друзья, работа, и все части моей жизни были связаны напрямую с магией, а людям я доверять не спешила. Даже если такое и случалось, то либо не на долгий срок, либо не слишком искренне. Саша же смог вселить в меня чувство, что я не плохая, я нормальная. Руденко никогда не пытался лечить мне мозги, он лишь старался вселить в меня веру в собственную доброту. Во многом благодаря ему я смогла полюбить себя такой, какая я есть, без предрассудков общества. Но теперь мой родной Саша, подаривший мне шанс дышать полной грудью, кричит на меня, кидается
